Два дня назад позвонил старинный знакомый, разговор прервался — меня позвали на процедуры — я так и не перезвонила, он, разумеется, решил, что я принялась рожать. Сегодня перезванивает: в голосе расцветают хризантемы, в интонациях потрескивает австрийский шоколад, а в паузах проскакивают пузырьки шампанского:

«Ну как, родила?»

Мне становится крайне неудобно и очень хочется соврать: «Ну да, родила!»

А рожают у нас каждый день. И не по разу. Нет-нет, да и раздастся в коридоре растерянный крик: «Ой, кажется, у меня началось!» Тут же — шлеп-шлеп-шлеп — бегут со всех ног молоденькие акушерочки, за ними — топ-топ-топ — тетенька с казенным халатом и ночнушкой, следом — цок-цок-цок каблучками — палатный доктор, хвать роженицу под белы рученьки, на кресло, на клизму, на лифт — и в родзал.

Провожают на роды всем миром: первородки с испуганными глазами молча сочувственно смотрят, как их товарка медленно, сосредоточенно складывает вещи, периодически охая и приседая от несильных еще, но волнующих схваток, опытные второродящие подбадривают крепкой шуткой и дают последние советы «не паниковать и думать головой» — ни дать, ни взять, партизаны отправляют товарища на героический подрыв железнодорожного полотна.

Такие особенные проводы есть и у мужчин, и у женщин — и если мальчики бывают особенно пафосны, когда провожают друг друга на смерть, то нас пробивает на патетику, когда мы провожаем друг друга на рождение новой жизни.

Вчера утром вот так вот, с кресла в родзал забрали мою соседку: у нее уже неприлично большой срок, сорок вторая неделя — нынче не торопятся стимулировать роды и ждут до последнего естественного начала процесса. Девочку по модному медицинскому поветрию (за натуральность!) опоили касторкой, погоняли по лестницам, разрешили съездить на ночь к мужу на «процедуры» — и вот у нее, кажется, началось.

Она храбрилась до последнего — смеялась, фыркала презрительно в ответ на наши чрезмерно правдивые рассказы о родах, приводила в пример своих быстро и легко рожающих соседок и подруг, посмеивалась над плачущими и кричащими роженицами, словом, была маленьким храбрым портняжкой, пока не надела казенный халат. Накинула его поверх вылинявшей ночнушки, подняла лицо, смотрим, а она у нас плачет крупными слезами — от страха. Руки дрожат, ноги дрожат. Но жалеть нельзя: крепкое словцо, соленая физиологичная женская шутка, общий смех, и вот она уже с заплаканной улыбкой отправляется в поход.  Сейчас я уже знаю, что рожать ей пришлось почти сутки — пару часов назад она самостоятельно спустилась со своего четвертого к нам на второй и уже с полным правом рассказывала о своих собственных родах — рассказ, которым дорожит любая женщина.

Помню, в детстве у нас была принята такая возрастная градация: до того, как пойдут месячные, ты «девочка», после — «девушка», а как случился «первый раз» с мальчиком — тут уже «женщина». На самом деле не так. Пока не родишь — чего-то в тебе до «женщины» все-таки не хватает. То ли какого-то особенного взгляда, то ли умения крепко пошутить, то ли сноровки в руках, то ли памятной боли в теле, то ли того самого заветного рассказа о родах — не знаю. Но женщина становится женщиной, когда родит.

Между прочим, мы все втайне об этом знаем. Причем с детства. И если ты еще не родила — честно числишься в девушках.

Кстати, у меня новость! Поскольку сейчас (на наше женское счастье) медики ратуют за естественность, мне — слава богу! — разрешили рожать самой, невзирая на предыдущее кесарево, миопию и престарелый возраст. Так что с сегодняшнего дня я в увольнительной — меня отпустили домой отпраздновать Новый Год. Вернуться в роддом наказали второго января — если не понадобится ехать раньше на скорой. Так что до второго в Роддоме онлайн — перерыв на праздник!