Не первый раз ловлю себя на мысли, что любая пузатая девочка несет на себе отсвет мужской любви — бывшей или настоящей.

Просто женщина, просто идущая просто по улице или просто сидящая просто в офисе, вполне воспринимается сама по себе, а вот беременная — видится только как женщина, у которой есть мужчина. Он и вправду есть — хотя бы как часть того существа, которое уютно обустроилось внутри.

У всех девочек из нашей палаты есть мужья. Даже у малюсенькой первородочки, которую положили вчера — ей не больше восемнадцати, но она чин по чину, замужняя дама. Интересно, куда потом денется эта счастливая статистика, когда в детской больнице из семи госпитализированных детей в лучшем случае у четырех будет и мама, и папа?

Одно из моих любимых занятий — тихонько наблюдать за тем, как разговаривают женщины со своими мужчинами по телефону.

Кто-то отрывисто и по-деловому дает очередные распоряжения и рекомендации — как правило, это мамы больших и малых семейств, в которых папа остался с детьми.

Кто-то нежно воркует полуфразами-полусловами, грамматически безумными конструкциями, очевидно понятными только двоим — девочка с копной африканских косичек, телефон которой меланхолически напевает голосом Джимма Моррисона.

Кто-то часами вычитывает какую-то бесконечную нотацию — тихим, ровным голосом, в котором бесконечная любовь категорически противоречит содержимому длинной беседы.

Это так здорово: когда в исключительно женское бытие палаты роддома врывается искаженный мобильной связью уверенный мужской голос.

Сегодня ночью одной из наших девочек стало плохо: схватило то ли желудок, то ли печень, то ли что там в нас еще есть. Врачи побегали вокруг нее пару часов, укололи какой-то укол и положили дальше страдать: девочка почему-то стала требовать активированного угля, его в роддоме не оказалось, и тогда она позвонила мужу.

Три часа ночи, мороз, снег, муж живет на другом конце города:

— Ванька, нужно срочно активированный уголь! Ну у них нету, Вань, это ж гинекология! Ваня, ну я умру, мне нужен этот уголь проклятый, мне плохо! А что они сделают, они же не по этим делам, с ребенком все нормально, это я подыхаю, Вань!

Я не знаю, где этот Ваня взял ночью активированный уголь, как он его передал в запертый роддом, кого и как уговаривал принести таблетки в палату, но через полчаса девочка спокойно заснула со своим углем в обнимку — ей, вопреки всей медицинской логике, и вправду стало лучше. 

Еще один героический муж отправился за полчаса до конца посещений искать внезапно понадобившиеся жене ежедневные прокладки: видимо, ему пришлось делать это в первый раз и в сильных попыхах, потому что притащил он какие-то невероятные лапти мамонтовых размеров, которые выдали ему в самой дорогой аптеке города на запрос «жена в роддоме требует прокладки».

А вот муж нашей малюсенькой первородочки по-настоящему облажался. Дело было так. Залетает одна из наших второродящих в палату и гневно провозглашает:

«Нет, ну надо же, пришел красавец, он на стуле сидит, она над ним — стоит!»

Каждая из нас, естественно, сочла своим долгом выглянуть в вестибюль и смерить мужа-балбеса гневным материнским взглядом. К тому моменту, когда за дверь высунула свой нос я, все уже было тип-топ: девочка сидела, муж стоял, почтительно склоняясь в приличествующей случаю позе. Эх, молодежь, всему их учить надо!

Все-таки какая простая и великая правда: женщина должна рожать, мужчина — защищать.  Как хороши и трогательны и мужчины, и женщины, когда они вместе создают семью и растят общих детей. Как незаметно каждый из них проявляет самые свои лучшие качества именно тогда, когда женщине нужна мужская помощь, а мужчине — женское внимание, пусть и высказанное в виде бесконечной нотации по мобильному телефону...