Во-первых, мой честно заработанный гестоз самым неприятным образом влияет на ребенка в животе: и сердцебиение у него хуже, и кислорода не хватает, и выделительные системы работают не так, как положено.

Во-вторых, звонит старшая Женька и нарочито равнодушным голосом отчитывается о четвертных оценках: моя некогда круглая отличница приносит кучу восьмерок, три шестерки и тройку по физике.

В-третьих, вместе с папой приезжает Люба: она очень скучает и ей немедленно нужна мама.

Пью как птичка: чайными ложечками. Ем проклятую диетическую котлету и овсяночку. Запрещаю себе думать о шоколадных тортах и копченых колбасках. Честно говоря, не существует в мире ни одного мужчины, ради которого я бы взялась издеваться над нежно любимой мною едой — ни одного, кроме будущего сына, имени которого я еще не знаю.

Ночью заливаюсь слезами над своей педагогической беспомощностью:

Надо же, у меня, вечной отличницы и продуманной мамы, ребенок медленно, но верно «скатывается» по учебе.

И ведь во всем виновата я сама: это была тщательно продуманная программа невмешательства в школьные дела ребенка, обязанная воспитать самостоятельность, ответственность и осознанное отношение к урокам не «ради мамы», а ради себя. Система с треском провалилась: надо что-то делать.

К утру решение приходит: а почему бы мне с тем же энтузиазмом, с которым я учу чужих детей, не учить бы своих?

Автор иллюстрации: Анна Северинец

Придумываю план: пусть Женька заведет четыре тетрадки, по всем профуканным предметам, выпишет разными цветами все пройденные темы (зеленым — которые она знает, красным — которые не понимает, черным — которые ее раздражают) и дальше мы будем с ней работать: зеленые она станет рассказывать мне, красные будем разбирать вместе, а черными я попытаюсь ее заинтересовать (спорим на Макдональдс, что мне это удастся).

Женя удрученно выслушивает мою вдохновенную речь, цедит в трубку, что «все темы будут черными» — и через час звонит мне уже в упоении процессом: хочу ли я, чтобы она объяснила мне, что такое азимут.

Как часто, занимаясь чужими проблемами и чужими надобностями, мы забываем о проблемах и надобностях своих детей — под предлогом того, что мы зарабатываем своим детям на жизнь… Радуюсь собственному педагогическому озарению, которое, по правде говоря, мне подарила Женька.

А маленький Любик, такой благополучный на фоне братика и сестрички, прижимается щекой к моему животу. Мне трудно стоять в холодном вестибюле, хочется в туалет и вообще нет настроения, но я беру себя в руки и сажусь с дочей на стул: ну рассказывай, как у тебя делишки. Я не могу сейчас давать волю раздражению, я вообще не хочу быть плохой рядом с Любой.

Может быть, именно для этого нам и нужны дети?

Чтобы мы становились ответственнее, умнее, талантливее, добрее?

Кто еще заставит меня бороться с грехом чревоугодия, грехом равнодушия, с гордыней и гневом? Врачи — вряд ли, мама — поздно, Бог — сомнительно…

А вот дети — запросто.

Спасибо вам, мои дети, что вы у меня есть.